– Не напоминай, – горестно вздохнул король. – Я себя чувствую последним идиотом…
– Ну, это ваши чувства, вам виднее. Кроме того, ваш кузен чуть не рассорился насмерть со своим другом Лаврисом все из-за того же. Если бы поблизости не случился граф Орри, дошло бы до поединка. А известно ли вам, что ваши отношения стали объектом бесчисленных пари? Причем в самых разных вариациях. Решитесь ли вы объясниться или нет, и если да, то когда, что вам ответит на это Кира, что будет сначала – предложение руки и сердца или предложение перепихнуться, и если верно второе, то будет ли вообще первое, а также в какой форме будет высказан отказ – вежливо или оплеухой…
– И ты принимаешь ставки, – сердито проворчал король.
– Представьте себе, на этот раз нет. Это слишком серьезно, чтобы у меня возникало желание шутить по этому поводу. Ваше величество, давайте что-то решать. Тем более, вы теперь точно знаете, что думает по этому поводу Кира.
– Разумеется! Теперь я совершенно точно знаю, что Кира сама не знает, что ответить! А также, что ей страшно ложиться со мной в постель, вдруг я какой негодящий… Удружила мне Эльвира, нечего сказать.
– Сами виноваты, – развел руками Жак. – Не надо было девушку обижать. Да и извиниться надо было раньше, пока она не успела ничего про вас рассказать. Но, в общем, дело не в этом. Удружила вам не Эльвира, а негодящие любовники баронессы Арманди. Надо же, все пять оказались…
– Жак, перестань, – угрюмо перебил его король. – А то ты сейчас еще посоветуешь что-нибудь веселенькое… Вроде того, что посоветовала Эльвира.
– Эльвира советовала, исходя исключительно из интересов подруги. Вам бы я этого не советовал. Слишком рискованно. Уж лучше действительно поговорить по душам, объяснить ситуацию… и пообещать духовный брак, как выразился наш друг Карлсон, в случае, если у вас ничего не получится.
– Гениально, – ядовито отозвался король. – А как я, по-твоему, должен начать этот самый разговор? «Знаете, баронесса, на днях мой шут подслушал ваш разговор с подругой…»? Ведь считается, что я ничего об этом не знаю.
– Да вы просто заведите, может, она сама вам скажет. Да хоть что-нибудь делайте, только перестаньте мяться! Неужели вы думаете, что такая женщина, как Кира Арманди, выйдет замуж за труса?
– За труса? То есть, я – трус? Ты назвал меня трусом? – король выпрямился в кресле и в упор уставился на нахального шута тем самым холодным жестким взглядом, который в свое время поверг в растерянность бесстрашного Кантора. – Да знаешь, кто ты сам после этого? Вон с глаз моих!
Жак испуганно съежился, однако с места не сдвинулся.
– Не смотрите на меня так, – пробормотал он. – А как вас еще назвать, если вы именно так себя и ведете. Как только речь заходит о бабах, все ваше хваленое мужество куда-то девается, и… ну не смотрите на меня так! Ну все, я больше не буду.
Король опустил глаза, потянулся за трубкой, и вдруг приостановился в задумчивости.
– Жак, – сказал он, по привычке облокачиваясь о стол и укладывая подбородок на кулаки. – А почему ты так испугался?
– Ну, испугался… – проворчал Жак. – Вы же знаете, я всего боюсь. Наверное, зря я вас сам трусом обозвал. Надо было Элмара попросить. У него бы получилось.
– Нет, ну серьезно, – не отставал король, уставясь на своего шута с привычным любопытством. – Почему? Дело в том, что всего час назад Кантор меня спрашивал, не боишься ли ты меня, но так и не открыл мне причину столь странного вопроса. Он почему-то считал, что ты должен меня бояться.
– Да не боюсь я вас, – досадливо передернул бровями Жак. – Просто не люблю, когда вы так смотрите.
– Представь себе, он тоже, – усмехнулся король. – А я-то не мог понять, что же его так резко выбило из равновесия… Вот уж не думал, что его можно смутить просто взглядом! Ну что в нем такого особенного? Ну, помогает немного надавить на подследственного, но не более. Да и то, действует только на людей со слабой психикой. На Мафея, к примеру, не действует вообще. Нет, правда, интересно… Значит, Кантор прекрасно понял, как действует на него такой вот взгляд, и даже сделал вывод, что на тебя он должен действовать так же, только сильнее… И что бы это могло значить? Жак, скажешь сам или мне подумать?
– А как вам интереснее? – хитро прищурился Жак.
– Что ж, подумаю сам. Что между вами может быть общего? Ты трус, он ни хрена не боится, и все же есть что-то, что вас одинаково пугает. Оставим тебя, тебя пугает все, возьмем его… – король подумал ровно столько времени, сколько понадобилось, чтобы выкурить трубку. Затем усмехнулся и откинулся на спинку кресла. – Жак, а ну-ка, опиши мне еще раз внешность советника Блая.
Жак улыбнулся и развел руками.
– Я не хотел вас огорчать, но вы сами догадались.
– Угораздило же меня родиться с такой внешностью, что я всем напоминаю каких-нибудь мерзавцев… – вздохнул король. – Терезе – немца, тебе – советника Блая… Наверное, Акрилла тоже меня боится, потому, что я ей кого-то напоминаю. Хорошо еще, что Ольга не видела того маньяка, а то бы непременно оказалось, что я и на него тоже похож…
– Ваше величество, – оживился Жак. – А что Акрилла написала в своем сочинении?
– Как я и ожидал, она его так и не написала. А я сделал вид, что забыл.
– Разве вам не любопытно? – засмеялся Жак.
– Любопытно. Но что-то из нее выдавливать себе дороже выйдет. При ее-то склонности к обморокам… точно, как кузина Нона. Из-за этого их сходства мне теперь постоянно кажется, что Акрилла такая же дура.
– Да нет, она не такая дура, – утешил его Жак. – Она просто трусиха. И еще она ужасно мечтательна и обожает любовные романы. Ну, и воспитали ее родители так строго, что она теперь носится со своим целомудрием, как дурень с писаной торбой. Мафей уж к ней и так, и этак, а она краснеет, глазки опускает, и делает вид, что не понимает намеков. А прямо ей сказать он не решается, не говоря уж о том, чтобы нагло хватать ее за везде. Все-таки, молодой еще, наглости не успел набраться.